Публикую очередной отрывок из мемуаров деда. Посмотреть все опубликованные фрагменты можно здесь >>>.
«…Во время прохождения сборов мне с отделением из нашего взвода пришлось исполнять приговор военного трибунала о расстреле. В тоже же населённом пункте (с. Ворсобино) находились какие-то тыловые части, но не из нашей дивизии. Здесь же оказался и военный трибунал. Вот этот трибунал осудил какого-то «самострела» — смертная казнь через расстрел. Исполнять приговор, видимо, было некому и трибунал обратился к командованию сборов выделить для исполнения приговора одно отделение. Такая «честь», к сожалению, выпала мне. Это было ещё в марте, лежал снег, были снежные сугробы. Осуждённого самого заставили вырыть яму, и на краю этой ямы он был расстрелян залпом из винтовок отделения нашего взвода. А мне поручили командовать: » По изменнику Родины огонь!». Расстрелянный был по национальности татарин. Картина расстрела до сих пор перед моими глазами. Не хотелось этого делать, хоть перед нами и был «самострел», но в армии приказы не обсуждаются, пришлось исполнять…
…Под Козельском мы стояли недолго. Нас вскоре двинули на передовую. Когда мы шли к передовой, а шли мы в походных колоннах, на нас налетели немецкие пикирующие бомардировщики «Ю-87». Местность была почти открытая. Были только редкие-редкие небольшие кустики недалеко от дороги. Строй рассыпался и разбежался по полю. Мы побежали к кустам, но и здесь было негде спрятаться. Но рядом оказался мелкий окопчик или неглубокая яма. Туда первым плюхнулся начхим капитан Сорока, на него лег его личный повар и ординарец Володя Солдатов, а для меня в этой яме места не осталось. Я лёг на спину рядом с ямой: деваться некуда. А самолёты во всю свирепствуют, делают заход за заходом. Я лежу и подаю «команды» лежащим рядом с о мной в яме: Эти бомбы — перелёт, эти — недолёт, а вот эти наши — прижимайтесь плотнее ко дну ямы. А бомбы вовсю свистят в воздухе и разрываются совсем недалеко. Да и самолёты, пикируя, воют ужасно. Говорили, что на этих самолётах для устрашения установлены специальные сирены. Самолёты отбомбились. Бомбы падали и недалеко от нас, но всё обошлось, потерь среди нас, химиков, не было. А в полку от этой бомбёжки потери были, не не такие уж большие, так как, заметив приближение самолётов, бойцы вовремя рассредоточились…
…Раньше, как мне казалось, начхим меня недолюбливал. Он очень любил выпить и вкусно поесть. Завскладом сержант Данченко перегонял дегазационную жидкость, что имелась в флаконах в каждом противогазе. Растворял в этой перегнанной жидкости пережжённый сахар, в итоге получался такой напиток, который вполне можно было пить вместо водки. За это тов. Данченко у капитана пользовался уважением. А я, как помощник командира взвода, исполнял обязанности старшины, так как в взводах по штату старшину иметь не полагалось, и занимался обеспечением всем необходимым. Капитан Сорока часто упрекал меня, что я плохой хозяйственник и не умею доставать сверх положенного водку или чего-то съестного. Я этого не хотел, может быть, и не умел. Но после попадания вместе под бомбёжку немецких пикирующих бомбардировщиков, капитан Сорока ко мне своё отношение изменил и когда ему приходилось идти на передовую, всегда с собой обязательно брал меня. Он говорил, что если случится неожиданное, старшина не растеряется и не оставит в беде. Теперь я был у него в уважении, он даже часто делился со мной своим офицерским дополнительным продуктовым пайком…»