Какой самый первый кусочек детства вы помните? У меня он до смешного странный:
Мы с дедом идём под сенью боярышников от дома, я держусь лапкой за морщинистую дедушкину руку. И вдруг вижу на асфальте красивый камешек. Тянусь за ним, но дед не даёт мне его поднять — «Не трогай, это каканька». Потом я немножко дулся, но быстро забыл свою страшную обиду. Мы пошли на стадион «Энергия», я смотрел, как спортсмены играют в городки, охотился на жуков-пожарников и пытался залезть на огромную берёзу с кучей гнёзд…
Уже нет ни деда, ни боярышника, ни берёзы. Дедушка умер, сохранив до последних дней позитивный настрой и твёрдую память, через год во дворе вырубили постаревшие деревья и почти сразу же обновили стадион, лишив его деревьев и уютных, но вонючих «коробок». Там больше не играют в городки, и я стараюсь больше туда не ходить — мне ещё нет и 30, но здесь я чувствую себя старым — всё очень изменилось. Пришла новая жизнь и потеснила моё маленькое советское детство.
У моей бабушки был родной брат — дядя Миша. Он служил на Украине, а потом остался жить в городке с красивым и таким несвоевременным именем Белая церковь. Дядя Миша часто к нам прилетал и дарил мне всегда разные кусочки рафинада с изображением самолётов. Во время его приездов бабушка доставала свои соленья-варенья, и мы пировали. Дядя Миша часто со мной гулял — мы заходили в те места, где я не бывал ни с дедом, ни с папой. Провожать нашего сказочного героя мы ездили в аэропорт, и я любовался из зала ожидания на снующие внизу самолётики…
Прошло время, и дядя Миша оказался в другой стране. Он начал прилетать всё реже, потом мы стали лишь созваниваться и писать письма. Мне кажется, у него там, почти без родных, всё не очень было хорошо. Но переезжать в Чебоксары он не хотел. В какой-то момент — мне было лет 16 — звонки и письма прекратились. А потом я узнал, что мой герой детства, такой большой и сильный, умер вдали от родных, совсем один…
Как-то мы пошли гулять в лес — я, папа и моя сестрёнка Катя. Шёл пушистый мокрый снег — самое время для снежков и снежных крепостей. Мы вдоволь наигрались, а потом слепили огромного снеговика. Он получился таким красивым, что мы никак не хотели оставлять его в лесу. Зачем оставлять — изумился папа — мы возьмём его с собой. Мы посадили снеговика на санки и повезли к нашему дому. Когда подъезжали, бабушки у подъездов улыбались — «Ай да папа». И мы тогда очень гордились — нашим папой и красивым снеговиком…
Шло время. Рассыпалась страна, мы переехали жить на другую квартиру, пришли мрачные 90-ые. Очереди, безденежье, почти голод. Папа крутился как мог и почти всё время ходил грустный. Раньше он верил в страну, в людей, в будущее, а теперь… И он нашёл себе новую веру. Сначала ходил к баптистам, потом — к каким-то последователям Рериха, а потом попал в крепкие объятия РПЦ. Земное его интересовать перестало, и мы окончательно перестали его понимать…
Почему-то почти всё, что связано с моим детством, уже исчезло… Как-то перед новым годом я проходил мимо казанского парка Химиков. И увидел карусели, качели и какие-то новогодние вагончики и скульптурки. Остановился, замечтался и как будто попал в своё чебоксарское детство. На стадионе «Энергия» тогда устраивали детские новогодние праздники — здесь всё искрилось и переливалось, крутились карусели, а фигурки были словно живые. Баба Яга махала метлой и летала в ступе, волк из «Ну погоди» бежал за зайцем на лыжах, тот удирал на велосипеде, а где-то наверху светилась надпись — 1987…
Сказка не умирает. Она переходит к нашим детям. Когда-нибудь, когда они появятся, я приведу их на бывший стадион «Энергия» — надеюсь, к тому времени праздники там возродятся. Хотя скорее это будет всё тот же парк Химиков в Казани. И всё будет так же сказочно. Да и нам волшебства перепадёт )